Философия западников в России — Грановский Тимофей Николаевич и другие.
В данной статье мы постараемся кратно осветить основные аспекты философии западников в России, то, как её представляли такие философы, историки и публицисты как Грановский Тимофей Николаевич, Белинский Виссарион Григорьевич и Герцен Александр Иванович.
***
Следует начать с того, что сам кружок западников объединил людей очень разных и очень сложных; каждый из них не склонен был жертвовать своей духовной независимостью во имя внешнего, организационного единства. Ни о каких политических платформах, программах, уставах и т.п. здесь не могло быть и речи — отношения между членами кружка оставались дружескими. Сила кружка была в его внутренней цельности, в той общности мыслей и чувств, которая в первой половине 1840-х гг. крепко связывала всех его членов. Основа общности — решительное неприятие существующего порядка вещей.
Главный лозунг – действительность, последнее слово современного мира; действительность в фактах и знании, убеждениях чувства, заключениях ума — во всём и везде. Но теперь речь шла уже не о «разумной действительности», безжалостно подгибающей под себя личность, а о «действительности, оцениваемой этой личностью с позиций разума». Разум во всём ищет самого себя и только то признаёт действительным, в чём находит самого себя. Этим время «западников» резко отличалось от всех прежних исторических эпох; не то разумно, что действительно, а то действительно, что разумно; неразумное обречено на гибель.
***
Кружок западников:цели и идеи.
В своих целях члены кружка «западников» опирались на философию Гегеля.
Вслед за Гегелем движущую, «зиждительную» силу всего сущего Грановский Тимофей Николаевич видел в абсолютном духе.
Абсолют «открывает себя в «явлении»», познаёт себя в нём; история всего мироздания суть процесс самопознания абсолютного духа через проявление его в реальности; в истории человеческой абсолютный дух реализует себя в виде духа народного; народный дух отнюдь не идентичен абсолютному. В духе каждого народа абсолют реализует лишь какую-то определённую сторону самого себя. Отсюда своеобразие (несовершенство) бытия этого народа, отсюда неизбежная последовательная смена народов; при каждой такой смене абсолют проявляет себя по-новому, познаёт себя с новой стороны — так, в процессе самосознания абсолютного духа свершается история человечества. По мнению Грановского « это развитие или история совершаются независимо от случая и произвола – по законам…»
Всякая жизнь, — говорил Грановский,- условленна борьбою противоположных сил; эта борьба (в отношении истории) видится учёному в столкновениях беспокойного духа с теми формами, которые он создаёт в вечном своём движении».
В «младенчестве народов» эта борьба сведена почти к нулю. Народ ведёт жизнь, ещё слишком близкую к природе с её беспрерывным, вечно повторяющимся круговоротом; движения вперёд почти нет.
С переходом же народа к «возмужалости», в период расцвета, дух его пробуждается из природы и раскрывает себя «в многообразии форм и индивидуальностей». Начинается процесс развития, который вырывает одушевляемый им народ из однообразно повторяющегося круговорота мирной патриархальной жизни. Народ вступает на процесс (арену) истории; в своём устремлённом движении вперёд дух создаёт для себя новые формы и,- они очень скоро устаревают, превращаясь в препятствие на его пути. «Тогда начинается борьба возникающих противоположностей»; в беспрестанной борьбе происходит процесс исторического развития народа.
Но вот наступает время, когда абсолют, проявляющий себя в народном духе, истощил «зиждительные» силы в данном своём проявлении; тогда наступает старость народа; народ теряет способность к развитию; на арену истории выступает его преемник, в духе которого абсолют продолжает своё самопознание, проявляет себя с новой силой и с новой стороны. История человечества совершает ещё один виток.
Таково философское обоснование истории с точки зрения Грановского Тимофея Николаевича.
Для русских гегельянцев начала 1840-х гг. Грановским же был сформулирован (хотя и в общих чертах) идеал действительности: «нравственная, просвещённая, независимая от роковых определений личность и сообразное с требованиями такой личности общество».
Оценивая с подобных позиций николаевскую Россию, Грановский, Белинский и их друзья удовлетвориться ею ни в коем случае не могли.
«Родная действительность ужасна…» как говорил Белинский; источником всех «ужасов» для «западников» был деспотический самодержавный строй.
Мотивы, определяющие трагическую суть повседневного бытия русского человека отчётливо выражены в дневнике Герцена: «беспредельность власти, ничтожность личности перед нею, вопиющая противоестественность подобного положения».
Крепостное право, во многом определяющее «родную действительность», представлялось Герцену, с одной стороны, доведённым до апогея деспотизмом, с другой – полным отсутствием личных прав крестьянина. «Крепостной крестьянин — писал он – это лишь орудие для обрабатывания полей».
При этом для Герцена, Грановского, прочих членов кружка крепостное право было лишь одним из проявлений того беспощадного произвола, который пронизывал всю русскую жизнь; крепостной гнёт довлел не только над русскими крестьянами; он подмял под себя всю Россию; он во многом определял и всю жизнь т.н. «образованного меньшинства», которое тоже, на свой лад, страдало от беспредельного деспотизма, тоже было «в крепости»- у власти, у самодержавно — бюрократического строя. Именно это обострённое ощущение страшной и унизительной зависимости и заставляло молодую интеллигенцию воспринимать русскую действительность как «гнусную», «ужасную».
С точки зрения последовательного гегельянца настоящая история для любого народа начинается лишь тогда, когда он «приобщается к абсолюту», когда мировая идея проникает в его жизнь и начинает изменять её в соответствии со своими предназначениями.
Герцен в своём дневнике рисовал чёткую схему «внеисторической» жизни России размышляя о «… каменной жизни славян, ограничивавшейся до Петра I кристаллизацией».
Пётр, в представлении членов кружка, был ярчайшим представителем тех, по определению Гегеля, «великих людей в истории, личные частные цели которых содержат в себе тот субстенциальный элемент, который составляет волю мирового духа». Пётр «вдунул живую душу» в колоссальное, но «поверженное в смертельную дремоту тело России». Его деяния положили начало русской истории.
Для подавляющего большинства русских гегельянцев Пётр – кумир. Для Белинского Пётр – его философия, его религия, его откровение во всём, что касается России. «Это пример для великих и малых, которые хотят что – нибудь делать, быть чем–нибудь полезным». Белинского не отталкивали ни жестокость, ни насилия, которыми сопровождались реформы Петра.
Очевидно, похожей была и позиция Грановского, который не закрывал глаза на кровь, пролитую во имя прогресса, и всё же всегда подчёркивал высокую определяющую роль «героев» в истории человечества.
Позиция Герцена в этом вопросе более сложна и, пожалуй, более диалектична. Он сравнивал Петра I как русского «революционера на троне» с его французскими некоронованными «коллегами». Понять, оправдать, отдать не только справедливость, но и склониться перед грозными явлениями Конвента и Петра – долг. Современный (для того времени) деспотизм, столь ненавистный «образованному меньшинству», по мнению Герцена, уходил корнями в петровские преобразования.
Деспотизм, «материальный гнёт» — это в глазах Герцена и его друзей не более чем побочный, хотя и весьма печальный, результат претворения в жизнь главной мысли Петра – «двинуть нас во всемирную историю». Его реформы – лишь начало исторического развития России; николаевское правление – лишь досадная, но временная задержка на этом пути, а отнюдь не конец его. Пётр дал России первотолчок, сохранивший свою силу и в XIX веке; от него идут «те начатки движения, которые мы видим собственными глазами».
Цель этого движения ясна: поскольку Пётр «двинул» Россию во всемирную историю, здесь, так же как и во всей Европе, предстоит освобождение личности от «роковых определений истории» и создание государства и общества, обеспечивающих эту свободу. Цель ясна, — но каковы движущие силы? Самодержавие в лице Петра, двинувшее Россию на западный или всемирно – исторический путь развития, превратилось в XIX веке в «недвижимый деспотизм», который стал главным препятствием на этом пути. В Николае I западники видели воплощение застоя.
Члены кружка не могли возлагать своих надежд и на народные массы. С точки зрения западников в основе петровских реформ лежало открытое расторжение народа на две части:
1) «Высшее сословие», которое правительство всеми силами пыталось приобщить к европейским формам бытия;
2) Народ («земля»), на который правительство «смотрело как на стадо»;
В результате народ остался «вне абсолюта», продолжая существовать в косной своей «непосредственности». Он и в XIX веке оставался не более чем объектом исторического развития и не мог принять в нём активное, осознанное участие.
Народ, по мнению Белинского, дитя, но это дитя растёт и обещает сделаться мужем полным силы и разума; возмужание этого народа Белинский ставит в прямую зависимость от просвещения и деятельности его «истинных друзей», связавших с ним «свои обеты и надежды».
Отношение к народу у Герцена и Белинского и у западников вообще различны. У Герцена и Белинского апатия народа, его пассивность вызывали глубокую скорбь; Грановский Тимофей Николаевич относился к этому спокойно, как к чему-то совершенно неизбежному. Более того, активность народных масс могла его только пугать – ведь это проявление тёмной, не сознающей себя силы. По мнению Грановского «массы, как природа или как скандинавский бог Тор бессмысленно жестоки и бессмысленно равнодушны. Они разлагаются под тяжестью исторических и непосредственных определений, от которых освобождается мыслию отдельная личность. В этом разложении масс мыслию и заключается исторический процесс»; нужно «втянуть» эти народные массы во всемирно — исторический процесс.
Миссию «сознательной силы», действующей во имя будущего, способной продолжить дело, начатое Петром I, должно было взять на себя «образованное меньшинство», которое вело свою родословную от петровских реформ; западники ни в коем случае не смешивали его с «европеизированным» дворянством, явившимся непосредственным результатом преобразований.
По сути дела, Пётр I сделал нас полуевропейцами, т.е. не европейцами и не русскими; но народ уже становится европейцами русскими и русскими европейцами со времён Екатерины II и со дня на день преуспевает в этом в настоящее время.
Если государство в лице Николая I изменяет делу Петра, то русское общество продолжает его. «Формальное» приобщение России к Западу получает в XIX веке глубокий внутренний смысл, становится истинным; западное просвещение, западная культура распространяются в русском обществе, «просветляют» его.
***
Если подвести итог деятельности кружка «западников» в 1830-40-е гг. XIX века, то стоит сказать, что у «западников» нет чёткой определённой программы преобразований – есть только чётко обозначенная философия западников, детально описанная Грановским Тимофеем Николаевичем и другими философами.
Но ни у него, ни у других мыслителей-западников не было способов радикально улучшить положение в стране; главным фактором, усугубляющим произвол власти, западники считали крепостное право; его отмена должна была произойти, но, по мнению западников, это процесс долгий, и, по мнению Белинского, «справедливость восторжествует, но не во времена Николая I»; отмена крепостного права произойдёт намного позже.
К сожалению, и на реформах Александра «Освободителя», как мы знаем, этот процесс не закончился…
Хороший мануал. Поневоле задумаешься, что жить без абсолюта, в божественном понимании, тяжело. Но ведь тяжело только философам. А нынешняя система противится духовному развитию общества, как никогда раньше. Вот и скажите мне, как амбициозному философу принять реалии современности, оставаясь при этом, верным силе абсолюта.